Раньше я писал историю своей жизни. Я решил перевести ей на русский язык. Перевод занял у меня много часов. Я действительно старался избегать ошибок, но они все еще могли быть.

///

Все началось в 2000 году, когда я родился. Я только вышел, и начались первые неприятности. Впервые отец не поверил, что я принадлежу ему. Когда он впервые увидел меня, то якобы сказал, что я выгляжу так, будто попал в автомобильную аварию. У матери и отца уже были некоторые разногласия, и это недоверие только усилилось. Я не знаю подробностей, я знаю только отрывки из рассказа матери, которые могут быть искажены. Я даже не знаю точно, когда это произошло - они согласились на альтернативный уход, в то время как я был с матерью большую часть времени.

У меня остались смутные воспоминания о детском саду. Я знаю, что не пользовался большой популярностью в коллективе. Другие дети думали, что я странный и избегали меня. Я буквально ненавидел разбиваться на пары или группы, потому что никто не хотел идти со мной. Кроме того, я боялся просить кого-то из страха получить отказ.
Я точно не знаю, но я, вероятно, поменял три или четыре детские сады из-за более легких издевательстев. Они смеялись надо мной даже за такие банальности, что я не помню своего адреса. Воспитатели детского сада нас с адреса пробовали и когда кто-то в свой адрес не запомнил, так отмечали, что живет где-то на холме или под мостом.

Моя мать тоже не помогала. Ей стиль воспитания был очень строгим и демотивирующим. Она очень неустойчивая взрывная характер. (Сегодня я знаю, что онa лечится от тревожно-депрессивного расстройства.) Дома била меня за каждую мелочь и при этом вульгарно оскорблять, например, ублюдков, что было еще более мягким оскорблением. В то время я еще ходил в детский сад. Я боялся своей матери и ей наказание. Она вымещала свой гнев на мне. Не было исключением и то, что одну пощечину я получил от нее, а другую-от стены. Она пригрозила отправить меня в детский дом, если я буду плохо себя вести. Поэтому я держал рот на замке, когда она меня била. Она была ужасным манипулятором. Я старался сделать все, чтобы не расстраивать ее. Если бы я сопротивлялся или уехал, было бы еще хуже.

Отец хотел видеться со мной почаще, но мать пыталась его остановить. В то время он забирал меня каждую неделю в 13:00 по субботам и он вернул меня моей матери в 18:00. Поэтому было начато расследование, где мне пришлось посетить нескольких специалистов из области психологов, экспертов и, самое главное, одну достойную даму из отдела социально-правовой защиты детей. Они должны были получить от меня информацию о том, как я провожу свое свободное время и как я веду себя, когда я с мамой и когда я с отцом. Социальная работница навещала нас регулярно. Это меня немного раздражало. Она спокойно открыла наш холодильник и морозильник, чтобы посмотреть, достаточно ли у нас еды. В любом случае, оглядываясь назад, ее визиты были бессмысленны. В девяноста процентах случаев о ее визите сообщалось заранее. Так что моя "любимая" мама говорила меня, как я бы был дрессированная обезьяна, что мне нужно говорить. Она задавала мне вопросы, которые, вероятно, задала бы социальная работница и я должен был на них ответить. На случай, если я ответил неправильно, она кричала на меня, как маленький ребенок, и иногда била меня по лицу.

Я ненавидел домашние задания, потому что мать стояла надо мной, как миротворец, и критиковала каждую мелочь. Однажды, во втором или третьем классе, я переписывал какой-то текст из учебника и писал недостающие буквы. Я нервничал, когда она стояла надо мной. Мои руки дрожали, и письменное задание ей не понравилось. Она вычеркнула мое задание и "снова" написала под ним. Когда она сделала это в третий раз, она взорвалась, разорвала, скомкала страницу и выкрутила мне руку, пока я не закричал от боли. Она накричала на меня, что не будет слушать этого, и вышвырнула меня из квартиры в коридор, где оставила меня плакать. Через некоторое время она открыла дверь и велела мне войти, сказав, что не хочет, чтобы я позорил соседей.

Однажды, когда в школе был День открытых дверей, ко мне пришла бабушка с дедушкой моего отца. Моя мама четко сказала мне, что если я где-то встречу их или они приходит ко мне, я должен это делать, чтобы я их не видел или это максимум поздороваться и слишком не говорить. Именно это я и сделал в тот день. Они стояли в дверях нашего класса, я велел себя так, словно их там не было, и смотрел в тетрадь. Они разговаривали со мной, учительница что-то говорила, я велел себя так, словно их там не было. Дедушка подошел к моей скамейке, положил на нее несколько вафель, что-то пробормотал, а потом поднялся и ушел с бабушкой.

В перерыве все спрашивали меня, что это значит. Я не знал, что им сказать. Через несколько дней социальные работники из отдела социально-правовой защиты детей пришли навестить меня в школе. (Оглядываясь назад, я думаю, что мой классный руководитель послал их туда.) В перерыве я вышел из туалета, и друг сказал мне, что меня ищут какие-то две дамы, и показал, где они меня ждут. Поэтому я зашел в какой-то кабинет, где сидели две женщины, проверяя, как у нас дома дела. Они предложили мне сесть. Они интересовались моими оценками, моими друзьями... Они спрашивали мне, почему я проигнорировал бабушку и дедушку, но я не помню, как я ответил.

После возвращения в класс эта информация о визите двух социальных работниц распространилась по всему классу. У всех был залп вопросов, и я отвечал уклончиво.

Вскоре после этого я начал замечать незначительные изменения в том, как другие воспринимают меня. Они считали меня чудаком и часто называли странным. Появилась более легкая форма издевательств, насмешек и так далее. В четвертом классе это переросло в одну физическую ссору, когда одноклассник довольно сильно пнул меня в промежность.

Когда я рассказал об этом маме, она впала в истерику. Она заставила меня пойти в урологию, где они обнаружили, что у меня есть следы крови в моче. Они посоветовали мне принимать пищевую добавку с клюквой. Мать тем временем начала заниматься переводом в другую школу.

Как бы то ни было, в новой школе дела шли не намного лучше. Наверное, я действительно был странным. Они издевались надо мной главным образом из-за моего веса, но также и потому, что у меня никогда не было девушки и что я был из бедной семьи и ходил в одежде от вьетнамцев. Моя главная проблема заключалась в том, что, когда я был в плохом настроении, я переедал, что образовывало порочный круг.

Повлияло на психику и то, что мать была больше занята полным запретом на сношения с отцом, которого я почти не знал. Как я уже писал ранее, мать-ужасный манипулятор и не боится применять психологические и физические пытки, чтобы добиться своего. Например, она заставляла меня ничего не есть у отца, я каждый раз принося с собой закуски. Она также запретила мне фотографироваться с отцом. Чтобы у него не было доказательств, что я счастливый с ним. Мой отец знал, что у моей матери были финансовые проблемы, и он пытался достать мне дорогие подарки.

В любом случае амбиции матери сделали свое дело. Я посещал все больше знатоков из-за полного запрета на контакт с отцом. Я заполнял много-много анкет. В конце концов, когда мне было десять лет, я должен был сказать в суде, что никогда не хотел видеть своего отца. Суд утвердил запрет на контакт с отцом. (Сегодня я жалею, что практически не знал его. Я скучаю по отцу.)

На второй ступени начальной школы произошли перемены. Некоторые одноклассники пошли в гимназию, а некоторые из соседних деревень, пришли к нам.

У меня был большой переворот в начале полового созревания. Я начал понимать, что когда на Google картинках ищу детей в нижнем белье и детей в ванне, так что это очень странно. Но я не обратил на это особого внимания. Через 8 дней после моего тринадцатилетия мне поставили диагноз сахарный диабет 1. типа. Единственное, что мне повезло, это то, что я не потерял сознание, как моя старшая сестра, у которой такой же диагноз. Она потеряла сознание на 72 часа. Ей нужно было снова научиться ходить и говорить.

В остальном я действительно "наслаждался"своим пребыванием в больнице. Они даже не кормили меня в первый день, они просто поставили капельницы в каждую руку. Одно предназначалось для инсулина, другое-для физиологического раствора. Что еще хуже, я не спал всю прошлую ночь. В первое, я привык спать только на животе и, во-вторых, я случайно включил тревогу, когда слегка согнул руку и жидкость не могла течь по шлангу...

Через несколько дней меня наконец перевели из отделения интенсивной терапии в классическую детскую палату, и я наконец-то смогл двигаться. Мне надоело сидеть или лежать на кровати и мочиться в пластиковый контейнер.

Я был в комнате с малчиком которому было пять лет. Я сразу же подружился с ним. Он был красивой, милой. Иногда он приходил ко мне в постель, и мы вместе смотрели видео про Майнкрафт.
Время в больнице бежало с ним гораздо быстрее, и пребывание там было гораздо более сносным.

Сначала мне пришлось учиться жить с диабетом в больнице. Для меня было очень неудобно осознавать, что мне придется делать 4-кратные ежедневные инъекции, как наркоману, иначе я бы умер. Сначала у меня были синяки, и применение было очень болезненным, но потом я научился этому. Я также должен был научиться измерять еду. Я должен был начать есть регулярно и правильное количество углеводов. Но это было еще не все. Мне приходилось регулярно сдавать мочу и кровь, я также посещал ЭМГ, СОНО и офтальмологию. Тогда я не мог чувствовать себя нормальным здоровым малчиком. Сам по себе диабет не является такой проблемой, но есть определенный риск, что в будущем возникнут осложнения диабета.

Неудивительно, что моя психика начала разрушаться еще больше. Возможно, это способствовало развитию депрессивного расстройства. Я терял интерес к тому, что занимало меня раньше, я все еще уставал даже без видимой причины, и счастье и радость жизни покидали меня. Удача просто прошла мимо меня, сказала подвинься и пошла дальше.
Были также первые намеки на мысли о самоубийстве без какого-либо более глубокого мотива.

Мои мысли о самоубийстве становились все яснее и увереннее. Я стал членом нескольких групп Facebook, которые занимались депрессией. Там я встретил женщину, которая по возрасту могла бы быть моей матерью. Я узнал о ней, что у нее был сын, который покончил с собой. Возможно, это была одна из причин, почему она заинтересовалась мной. Наверное, она не хотела, чтобы я кончил так же. Можно сказать, что в трудные минуты она заменяла мне мать. Мы регулярно переписывались и звонили, но, к сожалению, этого было недостаточно. Я пытался бороться, но в конце концов после нескольких месяцев размышлений и трудностей решил, что лучше покончить с жизнью.

Я все хорошо спланировал. Я хотел уйти в тишине и покое. Я не хотел усложнять работу других людей, поэтому сразу же исключил возможность прыжка под поезд. Я искал в интернете всевозможную информацию о самоубийствах. Я знал, что это мой конец. В один прекрасный день я вернулся домой из школы. В это время дома никого не было. Я положил рюкзак, в последний раз обнял кошку и написал доброй леди эсэмэску, в которой попрощался с ней. Я не писал классическую предсмертную записку, Я не хотел ни с кем прощаться. Я чувствовал, что всем на меня наплевать.

За несколько недель до этого я начал искать низкочастотные места, где я мог бы это сделать. Я всегда брал сумку через плечо, куда обычно клал мачете в дополнение к инсулину и сладостям. Я был страстным коллекционером оружия. Мне не было и пятнадцати, а в моей комнате уже был готов "армейский склад". У меня были метательные звезды, метательные ножи, швейцарские ножи, боксеры, мачете... Я сам все это покупал на рынках. Маме это не очень понравилось, но она не слишком возражала. У каждого есть хобби. Я просто немного расстроился, что после моей попытки самоубийства она выбросила все эти пистолеты в мусорный контейнер.

В тот день, когда я пытался покончить с собой, я шел по грунтовой дороге к лугу. Вот тут-то я и передозировал инсулин. Какой-то велосипедист, ехавший по грунтовой дороге, заметил, что я сплю на траве, и вызвал скорую помощь. Он разбудил меня. Я был в сознании, но не мог даже встать. Я сказал велосипедисту, что я плохо себя чувствую... Врач сначала измерил уровень сахара в моей крови, а затем ввел мне глюкозу.

В больнице мне поставили капельницу с большим количеством глюкозы. Я пробыл в больнице неделю, а потом меня перевели в психиатрическую больницу. Я месяц был в психиатрической больнице. Они мне назначили антидепрессанты Золофт и бензодиазепам Оксазепам.

После попытки самоубийства дома ко мне стали относиться по-другому. Напротив, в школе ко мне относились практически так же, как и раньше. Я не хотел ни с кем об этом говорить, и они меня уважали. После приема антидепрессантов мрачные мысли исчезли, и в моей жизни появилась новая энергия.

Но я еще не победил. Мысли о самоубийстве иногда возвращаются ко мне и сейчас. Но обычно они уходят так же быстро, как и пришли. Что меня больше всего раздражает в моей жизни, так это то, что я обречен на одиночество. Я не общаюсь с детьми, и мне очень жаль. Иногда я пью, но это лишь временное решение. В детстве я получал мало любви, а теперь мне ее не хватает. Внутри я все еще тот грустный маленький мальчик. У меня есть взрослое тело, но я все еще чувствую себя ребенком. Вам это может показаться странным. Мне нравится обнимать мужчин постарше. В этом нет ничего сексуального. Я компенсирую потерю отца. Я хочу вести себя как маленький мальчик, который обнимает пожилого мужчину, кладет ему голову на плечо и смотрит вместе с ним детский фильм. Это очень помогает мне, потому что я понимаю, что я не бесполезный человек.